Это был сын отставного полковника, из хорошей семьи. Почему он пришел в бригаду – непонятно. Я уж не помню, кто из ребят его привел, но Ромка начал работать с большим интересом и энтузиазмом. Вначале мы поручали ему все административно-хозяйственные дела. На нем лежало все, связанное с обеспечением ребят жильем, пейджерами, радиотелефонами, на которые мы скоро перешли.
Поскольку нужно было предъявлять паспорт, и человек должен быть ни в чем не замешан, у которого нет никаких «косяков» со стороны правоохранительных органов, Ромка как раз годился на эту роль. Каждый раз, когда он снимал квартиру для ребят, Ромка представлялся молодым супругом, только что женившимся на девушке, ушедшей из родительского дома. Такой прием действовал практически безотказно, и Ромка с большим успехом снимал квартиры.
Вскоре мы с Севкой переехали в более престижный район – Крылатское. Можно сказать, что это был молодежный район. Кто-то снимал там квартиры, кто-то покупал их. Ромка подобрал нам с Севкой две квартиры в разных подъездах одного дома. В квартирах был сделан евроремонт.
Вечерами мы с Севкой ходили в универсам «Юникор» или в другой магазинчик под названием «Ежик» закупать продукты. Там иногда встречали ребят из других группировок. Кое с кем мы уже были знакомы. Иногда мы замечали враждебные взгляды. Видимо, это были люди, контактировавшие с центральной группировкой. А поскольку по криминальной Москве о нас уже ходили слухи как о кровавой группировке, то и отношение к нам было двоякое. С одной стороны, нас уважали, с другой – ненавидели.
Вечера мы проводили разнообразно. Иногда я с Севкой и его рыжей Тамарой ходил в ночные клубы, в рестораны. Но чаще всего я ходил ужинать к Севке. Тамарка готовила отлично. Каждый раз, после вкусного ужина, я возвращался в свой подъезд.
Однажды, когда вечером после ужина я вышел от Севки и прошел несколько шагов по двору, я вдруг заметил, что сзади медленно движется машина с потушенными фарами. Мне это показалось подозрительным. Я резко обернулся и с ужасом заметил, что в лицо мне смотрит автоматное дуло. Затем я услышал щелчок затвора… Резкая боль пронзила мое тело, потом наступила кромешная тьма.
Очнулся я в больничной палате. Кругом белые стены, белые потолки. Надо мной – капельница. Рука перебинтована, грудь тоже. Сильная головная боль. Надо мной склонилась девушка в белом халате и белой шапочке, молоденькая, симпатичная.
– Вам лучше, больной? – обратилась она ко мне.
Я кивнул головой и тут же почувствовал резкую боль. Еле слышно прошептал:
– Что со мной? Где я?
Вероятно, догадавшись по движению губ, о чем я спрашиваю, девушка ответила:
– Вас тяжело ранили, вы в больнице. Два дня назад вас привезли. Все это время вы были без сознания. Сейчас я позову врача.
Вскоре появился врач и стал осматривать меня. Я узнал, что ранили меня в грудь, а вторая пуля задела висок. Но, слава богу, голова осталась цела. Пока меня везли в больницу, я потерял много крови.
После визита врача мне дали снотворное, и я снова заснул.
На следующий день эта девушка снова пришла ко мне в палату. Она была дежурной медсестрой по нашему отделению и курировала несколько палат, в том числе и мою. Ее звали Олеся.
Ей было лет девятнадцать. Небольшого роста, русоволосая, с правильными чертами лица, с голубыми глазами, Олеся была очень симпатична и уделяла мне много внимания. Каждое дежурство она приносила мне фрукты, соки. Однажды я спросил:
– Олеся, а почему ты приносишь мне все это?
– Это не я, – ответила она, – это ваши друзья через меня передают.
На следующий день случилась неприятность. Неожиданно ко мне в палату вошли трое незнакомых мужчин. Все они были в белых халатах. Тщательно закрыли дверь в палату, а моего соседа, который уже достаточно хорошо чувствовал себя и свободно ходил по больнице, просто попросили выйти.
Мужчина взял стул и сел возле моей кровати. Он достал из бокового кармана красную книжечку и сказал:
– Я следователь районной прокуратуры, – и назвал свою фамилию. – А это, – он указал на своих спутников, – оперативники из криминальной милиции. Нам нужно побеседовать с вами.
– Слушаю, – сказал я тихо.
– Для начала давайте заполним протокол, – и следователь достал из папки зеленые листки протокола допроса. Он записал мои данные – фамилию, имя, отчество, где родился – и перешел к самому главному.
– Какова цель пребывания в Москве? Вы ведь живете без прописки.
Я сказал, что цель моего визита в Москву – занятие коммерцией.
– Где и чем вы занимаетесь?
Ну что я мог сказать? Никакие коммерческие структуры со мной не были связаны. Поэтому я сказал, что занимаюсь коммерческой деятельностью как частный предприниматель – покупаю товар, привожу его в свой родной город.
– А могут какие-либо люди подтвердить то, что вы занимаетесь частнопредпринимательской деятельностью? – спросил следователь.
Тогда я сказал, что сейчас не могу вспомнить, так как плохо себя чувствую после ранения.
– Кстати, о вашем ранении… Что вы можете сказать об этом? Вы видели, кто в вас стрелял?
– Нет, я никого не видел, ничего не знаю. Шел к подъезду, подъехала машина, и кто-то стал стрелять.
– Как вы думаете, кто это мог быть? Есть ли какие-то недоброжелатели или враги, которые заинтересованы в вашей смерти?
Я пожал плечами и ответил, что таких людей не знаю. Может быть, меня просто с кем-то перепутали.
Следователь покачал головой, дав понять, что не поверил мне.
Тут в разговор вступили оперативники.
– Да брось ты, Олег, ваньку валять! Всем известно, кто ты. Работаешь с Сильвестром, приехал со своей бригадой из родного города, воюете с центральной группировкой. Мы все про тебя знаем! Ты должен знать, что центральная группировка тебя и приговорила, и двое киллеров исполнили этот приговор. Но тебе повезло – жив остался!
– Но если вы про меня все знаете, так зачем спрашивать? Я не понимаю, о какой группировке вы говорите, – продолжал я гнуть свою линию.
Оперативники еще больше озлобились на меня. Но тут я сказал, что больше разговаривать не могу – у меня очень болит голова.
Следователь пожал плечами и сказал:
– Распишитесь, пожалуйста, в протоколе. Я записал все с ваших слов.
Я быстро пробежал глазами написанное и расписался внизу.
Посетители вышли из палаты.
В тот же вечер ко мне снова заглянула Олеся. Мы долго с ней разговаривали.
Я уже знал, что она закончила медицинское училище, работает в больнице полгода, мечтает поступить в медицинский институт. Но для этого надо отработать в больнице какое-то время. Олесе нравится заниматься медициной, но больные, как она сказала, бывают разные. Есть которые пристают. Тогда я сказал ей:
– Олеся, если тебя будет кто обижать, скажи мне, я за тебя заступлюсь.
Она рассмеялась и сказала:
– Ой, подумаешь, какой сильный! Ты и встать-то не можешь! Как ты за меня заступишься?
Я улыбнулся. С этого вечера я почувствовал, как сильно привык к Олесе. Мы стали встречаться с ней каждый день.
Вскоре Олеся стала приносить мне записки – от Севки, от других ребят.
Через пару дней, почти перед самым отбоем, когда больница была уже закрыта, в палату неожиданно вошел Севка. Его провела Олеся.
Мы долго разговаривали с ним. От него я узнал, что война с центральной группировкой по-прежнему продолжается. В тот вечер, когда ранили меня, ранили еще одного нашего пацана – на автостоянке, где он ставил автомобиль. Почерк был тот же – подъехала машина, и начали стрелять.
– Что делать будем? – спросил я Севку.
– Сначала тебе нужно выздороветь, – ответил он. – Я опять вызвал Сашку на подмогу.
– А с Сергеем Ивановичем говорил?
– Он приехал. Выйдешь из больницы – будем вместе говорить. Много серьезных вопросов у нас к нему накопилось.
Через две недели я выписался из больницы.
Вернувшись в квартиру, я решил отдохнуть некоторое время. Но мне было очень одиноко – не хватало Олеси…